В голодный час, напомнив о знакомом,
манят меня к себе издалека —
звезда полей над ветхим отчим домом
и матери печальная рука.
Покрыв седины старым полушалком,
за двери дома тихо выйдет мать,
последний хлеб подаст она гадалкам
и обо мне попросит погадать.
И скажут ей: — Гнездо родное свято,
храни, голубка, кровлю и еду…
Всегда на волю рвутся голубята,
покамест не нарвутся на беду.
А в мире вольном голод плечи сушит,
костер войны пылает до небес,
на землю птицы падают со стужи
и злых людей непроходимый лес.
И, опалив в краях далеких перья,
не в силах жар и холод перенесть,
придет твой сын, как нищий стукнет дверью
и на пороге тихо спросит есть.
Пшеничный корм наполнит кровью жилы,
железной крышей сын покроет дом.
И станет жить — легко, как деды жили,
засыпав к зиме горницу зерном.
И пусть сто туч плывет с огнем и громом —
железной крыши им не поломать…
Горит звезда полей над отчим домом,
от добрых слов устало дремлет мать.
Я не сомну последний цвет на грядке,
усталых птиц не трону на лугу —
и в белых письмах, ласковых и кратких,
не в первый раз, родимая, солгу.
Я напишу, что жду в делах успеха,
живу пока в достатке и в чести,
что собираюсь к осени приехать,
из города невесту привезти.
Но промолчу о голоде и ранах,
о снежных ветрах, выстудивших грудь,
что далеко у моря-океана
от боли мне спокойно не заснуть.
И не скажу ни слова о метели,
что билась в окна зиму напролет,
что смерть сидела нянькой у постели
и вместо чаю подавала лед.
Что ни добра, ни хлеба мне не надо,
не надо зерен, павших без следа,
и в отчий дом с тесовою оградой,
конечно, не вернусь я никогда.
И с мертвыми лежавший долго рядом,
без солнышка, без ласки, без цветов,
в весенний день, дыханием и взглядом
почуяв силы, с радостью готов —
в грозовый мир, где голод плечи сушит,
костер войны пылает до небес,
на землю птицы падают от стужи
и злых людей живой дремучий лес.
Где я забыл о сказках и молитвах,
где выжег детский норов свой и страх,
где ждут меня друзья в пирах и в битвах
и женщины тоскуют в городах.
И боевым предчувствием удачи —
прекрасное, крылатое на взлет,
в руках моих не знавшее отдачи
любимое оружие зовет.
Огнем каленный — скоро не устану,
мороженный — с дороги не сверну,
но если от друзей живым отстану —
всю жизнь свою и душу прокляну.
И я не знаю, где сложу я руки,
увижу ли когда глаза твои…
Благослови на радости и муки,
на черный труд и смертные бои.
1947-1949
